Место Силы устраивает лучшие вечеринки в городе. Сегодня здесь собрались отборные тусовщики Москвы послушать джаз из Нового Орлеана. На летней веранде жарко от знойных нот и августовской щедрости. Духовые выдувают ритмы, скрипки задают настроение, кларнет, о, кларнет, выводит эту ни с чем ни сравнимую джазовую тоску. От звука щекочет в носу, хочется то плакать, то истерично смеяться.
Аврора поёт. У неё геометричное каре и малиновая помада, золотые кольца в ушах и разноцветные татушки на руках, звонкий голос, сексуальная хрипотца, неопределенный возраст сфинкса и облегающее черное платье. Я танцую её голос, кларнет, звуки остальных инструментов и хочу забрать весь этот вечер с собой. Ритмы, шумы, жар лета, запертого в городе, разноцветные фонарики, пряные коктейли с виски, обволакивающие небо взбитым белком и розмарином. Веточка остается в бокале, я посасываю её, чтобы подольше сохранить вкус этого вечера. Я чувствую себя живой. Совсем живой. Меня толкают танцующие. Кто-то облил меня коктейлем, я засмеялась. Мокро, пот и сладкая черри кола. Майка липнет к телу.
Концерт в самом разгаре, а мне пора уходить. Нет, не в полночь. Вообще, откуда все эти глупые детали? Полночь, петухи. У смерти нет привязок ко времени. Скорее инстинкт – вот сейчас, пора. На часы я не смотрю, напоминание нигде не пикает, и песок жизни не досыпался, как иногда любят рисовать во всяких комиксах.
Я чувствую, что начинаю растворяться. Аврора, как же дивно ты поешь, но ты ещё нужна здесь. А вот кларнетист. Он слишком хорош. Он достиг вершины, здесь ему больше нечего играть. Его я заберу с собой. Намечается цикл джазовых вечеров, мои любимцы будут: Нина, Нат, Луи, Эми и много-много других. Таланты не пропадают бесследно.
На мгновение я как будто взмываю над сценой, в животе неприятно ухает. Музыканты играют, толпа танцует, зелёная корона Котельнической высотки врезается в синее августовское небо, таким я запомню этот вечер. Один из музыкантов вдруг роняет кларнет и начинает оседать на пол. Музыка обрывается, суматоха на сцене, в толпе. Его переход будет не такой яркий и красивый. В момент смерти мы очень цепляемся за оболочку, а вот жизнь вокруг не хотим замечать. Но я расскажу ему потом, как было красиво в этот последний день лета.

– Принцип, это что такое?
– Ну ты чё, не знаешь что ли? Ну, принцип… Принципиально. Вот я принципиально телик не смотрю. Понятно же, что я имею в виду?
– А я принципиально смотрю.
– Нет, так уже не то. Ты смотришь телик… в принципе. Вот!
– Так что такое принцип?
– Да ну ё моё! Не чувствуешь ты что ли? Прииин-цип!
– Цып какой-то, типа я цыпа?
– Да нет. Это когда ты такая вся принципиальная. Как это может быть непонятно? По контексту же всегда понятно!
– Кон.. что?
– Контексту! Только не говори, что ты и это не знаешь.
– Да, знаю, я. Вроде. Ну. В принципе.
– О! Получилось!
– А это, мы когда кушать-то будем?
– Не кушать, а есть! С ума сойти, кушать, прошлый век.
– Так мы есть-то, чё, в принципе будем? Или в контексте…
– АААА…. Хорош приставать ко мне. Не видишь, я занята. Контексты у неё, принципы. Болтаешь только. А я кручусь…
Тут-то я одну муху-болтуху и прихлопнула, прервав заумную беседу. А вторая взлетела под потолок и закружилась вокруг люстры. Достали уже. Все лето у нас чинят мусоропровод в подъезде и мухи повсюду развелись. Ужас. А я их ну вот совсем не люблю. Принципиально.