Чёрное бархатное небо Прованса укутывало вокзальную площадь, дышало морем и травами, отзывалось нестройным хором цикад и лягушек, отражалось в пруду с кувшинками. Ночь сладко зевнула, потянулась, перевернулась на другой бок, чтобы видеть сны дальше и была разбужена скоростным ТЖВ Париж-Марсель. Поезд прикатил неожиданно по расписанию и, выплюнув на перрон одинокую фигурку, помчался дальше.
Незнакомка, сгорбившись, вновь и вновь пересчитывала свои пожитки: сумка-баул, огромный походный рюкзак, кожаный портфель с ноутбуком и фотоаппаратом, хлопковая сумочка с картами, документами, кошельком и безнадёжно севшим телефоном.
Н. перетащила все до площади перед вокзалом, не обращая внимания ни на лягушек, ни на камни и ветер с моря. Она корила себя за неисправный телефон, за дешёвый билет на проходной ночной поезд, не доехавший до центра, скинувший ненужного пассажира на забытой богом платформе. Точного адреса она не знала, номера Мари наизусть не помнила, такси не было и как его вызывать в душе неизвестно, а вдруг Мари забыла про неё и не заказала машину, а город похоже где-то ещё в нескольких километрах отсюда, и зачем ей столько вещей на неделю отпуска, который уже начал превращаться в кошмар.
В кармане Н. нащупала смятую 20ку, последние наличные, заготовленные на такси до города. На глаза уже наворачивали слезы, и в этот момент на площадь въехал автомобиль. Мари не забыла про подругу.
Такси ползёт вдоль серой каменной стены, окружающей город, девушка глядит из окна на суровые ворота с башенками и старинной решёткой, вглядывается в тоннель узкой, бесконечно одинаковой улицы. Стены домов сжимают машину по бокам, Н. могла бы дотянуться рукой до сырой поверхности. От усталости и влажной темноты укачивает, такси как назло движется все время по спирали, что только усиливает головокружение. Н. просит водителя высадить её, на счётчике уже 19:50, дальше ей не хватит денег. Отчаяние и усталость скручивают внутренности почти до физической боли.
«Ну-ну, мадмуазель, не надо драмы, я вас довезу до нужного места, не беспокойтесь», – успокоил её пожилой мужчина в белой мятой льняной рубашке и улыбнулся по-отечески мягко.
На тесной слепой площади перед пансионом Н. выгрузила опостылевшие сумки и осталась одна у ступенек пансиона. Все двери заперты, за ставнями тёмные окна.
Внезапно на площадь впорхнула Мари, обняла и поцеловала подругу трижды на французский манер, подхватила все сумки, вбежала на крыльцо и начала возиться с замком двери. Н. удивилась, что Мари без опаски петляла по лабиринту темных улиц и переулков, один из которых выполз в итоге на площадь.
В тесной комнатушке с плотно задраенным ставнями окном сухо и пахнет лавандой. Мари уже успела приволочь тюфяк из кладовки в коридоре, расстелить постель в своей бывшей комнатке, и теперь суетилась у окна, объясняя Н. сложный механизм открывания ставен. Н. не слушала ее. Она в бессилии смотрела внутрь себя, где было тесно, темно, липко, глухо, слепо, безучастно и больно.
«Вижу, ты устала, не буду тебя пока занимать рассказами моей внезапной семейной жизни, но на крышу я тебя все-таки выведу. Глянешь на огни города и спать,» – проворковала Мари и протянула подруге руку.
С маленькой секретной площадки на крыше пансиона открывался вид на город, белую раковину, оставленную прибоем. Ночь пела, башни дворца золотыми пиками касались бархата неба, по спирали расходились желтоватые огни фонарей и редких окон, ветер приносил ароматы морской соли и урожая лаванды.
Ника глубоко вздохнула и осознала, что стоит во весь рост, расправив плечи, и не чувствует усталости и тревоги.
«А не прогуляться ли нам для закрепления эффекта?» – Мари подметила, как изменилась Ника от ночного вида.
И вот уже Мари ведет подругу за собой, вместе они бегут по затейливому лабиринту белого города, хранящего секреты: укромные площади с шумными ночными посиделками под яркими фонарями, гигантские белые платаны бульвара Жан Жорес, ажурные арки сквера Агриколя Пердигье, где растут пальмы и агавы, квадратные фонтаны с ровной гладью прозрачной воды, тяжелая громада Папского дворца, подпирающего ночное небо, незаметный проход в стене за дворцом, тайный лаз, который выводит подруг на берег Роны к мосту.
Мост Сент-Бенезе, или Авиньонский мост, втыкается одним концом в стену папского дворца, словно гигантский ключ в замочную скважину шкатулки с драгоценностями. Строгие арки шагают по водной глади и обрывают свой путь на середине реки. Позади Белый защитник Авиньон, впереди – взлёт.